Меню
Авторизация
Логин:
Пароль:
Запомнить
Забыли пароль?
Праздники Кубы

Праздники Кубы

Кто онлайн?

Пользователей: 0

Гостей: 3

«Операция «Анадырь», глазами участника
21-01-2010 (00:00) - Администратор

 

г. Харьков 2000  г.

 

ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
 
Мы, воины Советского Союза,
Держали курс не к «теще на блины»!
В далекий край, в отсеках с важным грузом,
Рискуя жизнью, океаном шли!
 
Нелегкий путь: жара, облеты, качка.
Тоска хотела волю покорить,
Но ей в ответ сказали мы: «Чудачка!»,
Напрасно ты изволила шутить!
 
Встречала нас ликующая Куба,
Объятья были очень горячи!
И бородач с улыбкой доброй друга,
Вручал нам символически ключи!
 
Войну начать противник собирался,
      Грозился: «В Хиросиму превращу!»
Но трезвый голос разума раздался
И боль сковала руку палачу!
 
Амиго! Не напрасно мы спешили,
«Подарок» нужный вовремя везли!
Сплотить сумели воедино силы!
В блокаду вместе выстоять смогли!
 
Страна большого, гордого народа,
За жизнь на смерть готового идти,
Цвети под ярким знаменем свободы!
Навеки мы теперь породнены!
 
Виталий БОРОВОК,
Участник операции «Анадырь»
г.Харьков,             ноябрь 1962 г.
 
 
ХРОНИКА основных событий Карибского кризиса 1962 года
 
 
Апрель – май – Рождение идеи Н.С. Хрущева о размещении ракет стратегического назначения на Кубе, с целью срыва американского вторжения в эту страну.
Из воспоминаний Н.С. Хрущева: «Карибский кризис является украшением нашей внешней политики, в том числе моей как члена того коллектива, который проводил эту политику и добился блестящего успеха для Кубы, не сделав ни единого выстрела».
19 – 24 мая – Разработка Генеральным штабом Министерства обороны СССР плана военно-стратегической операции «Анадырь».
24 мая  - На совместном заседании Президиума ЦК КПСС и Совета обороны СССР заслушан и апробирован доклад Р.Я. Малиновского о проведении военно-стратегической операции по обороне Кубы.
Для выполнения намеченной задачи предполагалось выделить: Ракетным войскам стратегического назначения – ракетную дивизию в составе 5 полков ракет средней дальности Р-12 и Р-14, войскам ПВО – 2 зенитные ракетные дивизии, вооруженные ракетными комплексами «С-75», ВВС – истребительный авиационный полк (самолеты МИГ-21), 2 полка фронтовых крылатых ракет (ФКР-1).Отдельную авиационную эскадрилью самолетов -–носителей ядерного оружия ИЛ-28, вертолетный авиационный полк. Сухопутным войскам – 4 отдельных мотострелковых полка. с приданными танковыми батальонами и усиленные тремя дивизионами тактических ракет «Луна».
С учетом морского театра предполагаемых военных действий намечалось создать сильную морскую группировку, включающую 2 крейсера, 4 эскадренных миноносца – из них 2 ракетных, 11 торпедных подводных лодок – из них 7 ракетных, 12 ракетных катеров, минно-торпедный авиационный полк, ракетный полк береговой обороны «Сопка». Также на Кубу выделялись отдельные части радиотехнического, специального и тылового обеспечения.
Общая численность Группы советских войск на Кубе должна была составить 53 тыс. человек. Для ее переброски требовалось привлечь до 80 судов Министерства Морского Флота СССР.
Изменения в планах были прямо связаны с теми или иными обстоятельствами, возникавшими в ходе Карибского кризиса.
Поэтому фактическая общая численность советских войск, сосредоточенных на Кубе, составила всего 43 тыс.человек.
29 мая – В Гавану прибыла делегация в составе Ш.Р. Рашидова, С.С. Бирюзова, А.И. Алексеева и др. для согласования с кубинским руководством о размещении советских войск на Кубе.
10 июня – Заседание Президиума ЦК КПСС, на котором принято окончательное решение о посылке советских войск и ракетной техники на Кубу.
Июль – октябрь – Переброска советских войск и боевой техники на Кубу.
12 и 19 июля – Прибытие на о. Куба оперативной группы во главе с Командующим группы войск генералом армии И.А. Плиевым, командира 51-й ракетной дивизии генерал-майором Стаценко И.Д. и рекогносцировочных групп ракетных полков.
26 июля – В порт Кабаньяс вошел первый теплоход с войсками.
15 сентября – На Кубу прибыл первый полк ракет средней дальности (РСД).
16 сентября – Из Североморска вышел дизель-электроход «Индигирка» с ядерными зарядами. 4 октября судно прибыло на Кубу.
15 октября – ВойскаПВО Группы войск в составе 2-х дивизий поставлены на боевое дежурство.
18 октября – Ракетная дивизия (РСД) в составе 3-х полков (Р-12) поставлена на боевое дежурство.
18 октября – Доклад министра обороны Р. Макнамары президенту США о готовности войск к военным действиям против Кубы.
22 октября – Президент США объявил о начале военно-морской блокады Кубы.
В соответствии с этим распоряжением министр обороны начал готовить армию вторжения на Кубу – двести пятьдесят тысяч военнослужащих сухопутных войск, девяносто тысяч морских пехотинцев и десантников, авиационную группировку, способную произвести две тысячи самолето-вылетов в один день для удара по различным объектам на острове. Все эти силы срочно перебрасывались в юго-восточные районы США. Туда же стягивалось свыше ста кораблей для проведения десантных операций. Вокруг Кубы Вашингтон образовал кольцо, которое составили двадцать пять эсминцев, два крейсера, несколько авианосцев и подводных лодок и большое число вспомогательных судов. Самолеты U-2 вели непрерывную фоторазведку кубинской территории. В воздухе круглосуточно дежурили стратегические бомбардировщики с ядерным оружием на борту.
23 октября – Приведены в повышенную боевую готовность некоторые виды Вооруженных Сил СССР, пограничные войска, группы войск, дислоцированные за границей и армии стран Варшавского Договора. Все части и подразделения Группы советских войск на Кубе приведены в повышенную степень боевой готовности.
22 октября – 14 декабря – Обмен письмами между Н.С. Хрущевым и Дж. Кеннеди о путях разрешения Карибского кризиса.
Каждый день Хрущев направлял послания Кеннеди, а Кеннеди – Хрущеву. Телеграфные линии связи между Москвой и Вашингтоном были загружены до предела. Так как зашифровка и расшифровка посланий занимали много времени, главы правительств США и СССР стали вести переписку открытым текстом.
27 октября – Ракетчики ПВО Группы войск сбили над Кубой американский самолет-разведчик U-2.
«Черная суббота», советскому послу был заявлен ультиматум: «США готовы начать военные действия в первые дни этой недели, если ракеты и другое наступательное оружие тотчас же не будут выведены с Кубы, и что военно-воздушные силы фактически готовы нанести удар 30 октября во вторник».
Из воспоминаний Р. Кеннеди: «И росло ощущение, что вокруг всех нас, вокруг американцев, вокруг всего человечества стягивается петля, из которой высвободиться становится все труднее».
28 октября –Утром Советское правительство сообщило всему миру по радио открытым текстом о выводе советского ракетного оружия с кубинской территории.
29 октября – Советским руководством был отдан приказ о демонтаже ракетных установок.
5 – 11 ноября – Вывод ракетных полков (РСД) с Кубы.
 
К ЧИТАТЕЛЮ*
 
«В последнее время проявляется повышенный интерес к истории….., особенно к…. военной истории. В период «холодной войны» отношения между СССР и США неоднократно принимали кризисный характер. Наиболее острый конфликт возник в октябре 1962 года вокруг Республики Куба. Тогда мир был поставлен на грань ядерной катастрофы.
Эти события носят различные названия. В нашей стране это – «карибский кризис», в США его называют «ракетным кризисом», а на Кубе именуют «октябрьским кризисом». Однако, несмотря на отличия в названиях, они вызывают одинаково большой научный интерес в США, России и на Кубе у историков, психологов, политологов, дипломатов, военных. Прошло более тридцати лет, а многие события октября 1962 года остаются темой острых дискуссий, требуют глубокого изучения.
Работа по исследованию причин, хода и последствий карибского кризиса заметно активизировалась после того, как в марте 1987 года в Хоукс Кейн (штат Флорида), к предстоящему 25-летию кризиса, была впервые организована встреча американских ученых с рядом высокопоставленных чинов бывшей администрации президента Соединенных Штатов Америки, входивших в то время в состав специально учрежденного в связи с кризисом исполнительного комитета Совета национальной безопасности США. Эта встреча помогла им скорректировать свои представления о кризисе, так как одновременно в США были преданы огласке некоторые важные документальные материалы 1962 года.
Началом качественно нового этапа в исследовании карибского кризиса принято считать состоявшуюся в октябре 1987 года в Кембридже (штат Массачусетс) конференцию, на которой присутствовали уже советские представители.
Вслед за этим в январе 1989 года в Москве проходил симпозиум с участием делегаций СССР, США и Кубы. 30-летию карибского кризиса была посвящена конференция в январе 1992 года в Гаване, на которой выступали участники событий и исследователи этой проблемы от СНГ, США и Кубы. И, наконец, 27-29 сентября 1994 года в Москве работала международная научная конференция «Карибский кризис 1962 года в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки».
Карибский кризис является проблемой международного масштаба. Эта проблема войны и мира актуальна не только для периода «холодной войны», но и в наши дни.
    Карибский кризис нашел отражение в целом ряде мемуарных работ отечественных и зарубежных государственных деятелей, политологов и военных специалистов, историков и журналистов, а также в коллективных трудах научно-исследовательских учреждений. Но сегодня, когда гласности предаются ранее засекреченные архивные документы, связанные с этим опасным противостоянием, появилась возможность вновь вернуться к тем дням 1962 года, которые в буквальном смысле слова потрясли весь мир».
Советские воины – генералы и адмиралы, офицеры и сержанты, солдаты и сержанты «рискуя собственной жизнью, профессионально и мужественно выполнили историческую миссию – защитили кубинский народ от иностранной интервенции. Не без их непосредственного участия сложный политический конфликт был разрешен без военного столкновения».
 
Здесь же хотелось бы ответить на вопрос, который часто задают нам участникам карибского кризиса: «Почему вы так долго помните эти события, почему так «держитесь» за них?». Ответ, на мой взгляд, достаточно прост: «Мы были готовы, или, может быть, были подготовлены, отдать свою жизнь за интересы Советского Союза, за защиту кубинской революции». Такое не забывается, как бы эти события сейчас не оценивались и как бы к ним  не относились сегодня.
* Автор этих заметок сознательно и принципиально не пытается давать самостоятельную «глобальную» оценку событиям, в которых ему пришлосьучаствовать. Во-первых, он был тогда всего лейтенантом; во-вторых, что более существенно, такие оценки давно сделаны и именно людьми, стоявшими во главе противодействующих сторон и, так или иначе, направлявшими события.
Автор также считает вполне допустимым начать эти заметки обращением «К читателю» из книги «Операция «Анадырь»: Факты. Воспоминания. Документы». ЦИПК, 1997.275с..
Кроме того, он счел возможным, в некоторых местах, в виде комментариев, сделать ссылки на книгу «Редкая книга» У КРАЯ ЯДЕРНОЙ БЕЗДНЫ (Из истории Карибского кризиса 1962г.. Факты. Свидетельства. Оценки…). Мемуарно-монографический очерк. Коллектив авторов: Под общей редакцией почетного академика Международной Славянской академии профессора Российской академии естественных наук генерала армии А.И. Грибкова. Москва «Грэгори-Пэйдж.1998г. 400 с.
Обе упомянутые книги имеют разделы: «Воспоминания участников событий», поэтому и эти заметки можно воспринимать как дополнение к этим разделам.
 
НЕМНОГО О СЕБЕ
 
      Время быстротечно и безжалостно. Оглядываясь назад, с удивлением и некоторой печалью осознаешь, что не все удалось и не так много действительно важных событий в прошедшей жизни случилось. Поэтому, хотя все реже и реже, но по-прежнему с большим душевным трепетом, вспоминаешь о событии, которое действительно имело непосредственное отношение к мировой истории, и в которое ты действительно был погружен полностью не только по приказу, но и со всем пылом молодого человека. Об этом событии – о Карибском кризисе * - проводятся международные симпозиумы с участием первых лиц государств, издаются солидные книги и воспоминаний, и глубоких анализов. Трудно отказаться от мысли, что и твои воспоминания, твое восприятие, а иногда и оценка прошедших событий, тоже кого-то заинтересует, тем более, что большинство - это воспоминания «больших людей» о службе и том, как выполнялось Правительственное задание.
Передо мной лежит прекрасно оформленная и с большим интересом мною прочитанная почти два года назад «Редкая книга» У КРАЯ ЯДЕРНОЙ БЕЗДНЫ (Из истории Карибского кризиса 1962г. Факты. Свидетельства. Оценки….). Но я дал себе слово не открывать ее вторично, пока не закончу эти воспоминания, по, возможности, передав собственное восприятие событий и отразив по возможности то, как мы жили в этот короткий, но памятный промежуток времени.
После возвращения с “Острова Свободы” я очень много о нем рассказывал - вначале близким, потом друзьям, очень часто даже в компании привлекал к себе внимание этими воспоминаниями. При переводе из части в ХВАИВУ в течении нескольких часов, тогда еще по совсем свежим следам и, очевидно, одним из первых, передавал свои впечатления начальнику училища генерал-лейтенанту Тихонову В.Г.. Впоследствии мой научный руководитель профессор С.Н. Кан, не  утруждал себя запоминанием моей фамилии, и очень долго я у него фигурировал как “товарищ с Кубы”. Сложился какой-то связанный устный рассказ, который, надеюсь, был интересен не только по содержанию. Конечно, многие детали ушли безвозвратно. Неоднократные попытки изложить все на бумаге, заканчивались безрезультатно. Возможно, компьютер поможет вспомнить хотя бы главное.
С большим трудом опускаю начало своей военной карьеры – учебу в Калининском суворовском военном училище. Об этом событии тоже пришлось вспомнить по случаю. Буквально на днях подарил своему внуку в день его первого 10-тилетнего юбилея вставленный в специальную рамку аттестат зрелости об окончании этого училища с искусно вмонтированной настоящей Золотой медалью. Надеюсь, что и эти заметки, со временем, хотя бы для него послужат памятью о молодых годах его дедушки.
 
В ЧАСТИ
 
       Естественно, в этих воспоминаниях нельзя обойти мое «ракетное становление». Рубеж между 1959 и 1960 годами был для меня, как и для всех курсантов 4-го курса 1 факультета Харьковского высшего авиационно-инженерного училища, как и для всей страны, насыщен многими событиями. Здесь и достаточно «шумные» выступления тогдашнего лидера нашего государства Н.С.Хрущева, и очередная революция в одной из латиноамериканских стран – Кубе, и запуск первых искусственных спутников Земли, и полет над территорией Советского Союза американского разведывательного самолета У-2, пилотируемого Ф. Пауэрсом и сбитого советской зенитной ракетой. При этом оказалось, что последнее событие, которое обсуждалось довольно бурно, и не только в «курилках», имело к нам прямое отношение. Пропагандистская компания, направленная на изобличение агрессивных замыслов американского правительства, достигла апогея, и завершилась сообщением о создании нового вида Вооруженных Сил – Ракетных войск стратегического назначения. Естественно, мы, будущие авиационные инженеры, живо интересовались новинками как авиационной, так и ракетно-космической техники. Все очень заинтригованно ожидали, на каких принципах будут формироваться новые войска, какие части и училища отойдут к новому виду. Слухи, которые поползли по училищу, очень быстро реализовались – наше училище было передано новому виду вооруженных сил.
Необходимо, в первую очередь, отметить всю сложность ситуации, которая возникла в училище, особенно для профессорско-преподавательского состава. Перевести весь учебный процесс на принципиально новый вид техники, без пауз, при отсутствии необходимой материальной базы (техники) и технической документации, в условиях строжайшей секретности, дело, вне всякого сомнения , чрезвычайно трудное. И мы, слушатели выпускных курсов хорошо это ощущали. Впоследствии, работая в этом же училище преподавателем, я достаточно хорошо понял, что это за труд – постановка новой дисциплины.
Однако, уже летом 1960 года войсковая стажировка проведена в частях, на вооружении которых стоял новый вид техники – стратегические ракеты. Весь пятый курс, т.е. все дисциплины, завершающие процесс формирования инженера, нам пытались излагать на основе новой техники. Мой дипломный проект «Стратегическая ракета для запуска спутника – разведчика» получил оценку «отлично».
Понятно, что весь выпуск ХВАИВУ 1961 года был отправлен в части РВСН. Это я подчеркиваю, так как в предыдущие годы многие выпускники шли в КБ, НИИ, военную приемку и, что особенно у нас ценилось, в гражданскую авиацию. Я получил назначение на должность заместителя командира стартовой батареи по технической части 2-го дивизиона в/ч 44073 (г. Лебедин). В этот период полк только сформировался, завершалось строительство комплекса для 1-го дивизиона, полк получал ракетное вооружение и доукомплектовывался личным составом. Особой гордостью полка являлась первая батарея 1-го дивизиона, которая первой в Советском Союзе осуществила запуск штатной ракеты 8К65 (Р14). По тем временам это изделие являлось вершиной творческой конструкторской мысли. Особенностью ее являлась максимально возможная для одноступенчатой ракеты дальность полета (4500 км). Конструкторы вынуждены были пойти на этот не совсем выгодный, с точки зрения теории (в весовом отношении – стартовая масса 86 тонн) вариант, так как разделение ступеней в то время и теоретически и практически еще не было отработано. Легко прикинуть, с помощью циркуля, что размещенная на Кубе, эта ракета перекрывала, по своим возможностям поражения, почти всю территорию Соединенных штатов. Еще одной особенностью этой ракеты, и очень неприятной в эксплуатации, было наличие самовоспламеняющихся компонентов топлива. Причем горючее – несимметричный диметилгидгазин, - по своей токсичности превосходило отравляющие вещества времен Великой Отечественной войны. Можете представить себе на старте несколько бочек-заправщиков общей емкостью 40 тонн и пролив на бетонку хотя бы капли. Защитные противогазы были, но только у заправщиков.
Командиром нашего полка был человек достаточно своеобразный, которого я впоследствии, работая преподавателями в одном училище, имел возможность оценить по его чисто человеческим качествам в более простой обстановке. В упоминаемое время он был криклив, недоступен рядовому офицеру и в нашей среде носил устойчивое определение: «железный человек с дубовой головой». Очевидно, это было замечено не только нами, так как перед самой командировкой на Кубу он был замещен на этой должности полковником Коваленко А. А..
Командиром 2-го дивизиона был майор Боровик Д.Ф.. Невысокого роста, рыжеватый, с напускной суровостью он почему-то напоминал мне генералиссимуса А.В.Суворова. С достаточно колоритной речью, он любил проводить воспитательную работу перед строем. Его выражения: «Что у тебя глаза, как у мороженого судака?» или «Береги это зелье, бабы его ох как любят» – я слышу до сих пор.
Чтобы более подробно разъяснить трудности формирования ракетных частей в тот период, кратко расскажу о своих товарищах по батарее. По штату, который никогда не был укомплектован полностью, в батарее должно было быть около восьми офицеров. Должность командира батареи, в момент моего прибытия в часть, временно исполнял начальник 3-го отделения ст. лейтенант Михайлов С.. Через некоторое время прибыл постоянный комбат майор Петров. Человек уже зрелый и достаточно послуживший, но, как мне помнится, общевойсковик. Его заявление: «Я любую батарею через год вывожу в передовые» и умение крутить солнышко на перекладине мало способствовало освоению новой и очень сложной техники. Отдавать команды даже хорошо поставленным голосом во время комплексного учения, не понимая их сути, дело неблагодарное. Особенно проявлялась цена любого специалиста при многочисленных сбоях в электрооборудовании. Умение быстро читать электро схемы,  находить неисправность и еще быстрее устранять ее, ценилось на стартовой позиции превыше всего. Вскоре, он, сославшись на язву желудка, отказался от командировки на Кубу, был подвергнут остракизму, вплоть до исключения из партии. Так что ярко послужить в Ракетных войсках ему не удалось. Командиром 1-го, стартового, отделения, вскоре после моего прибытия, был назначен ст. лейтенант Гостищев А.. Балагур, матерщинник, картежник и выпивоха, продолжавший свою службу уже в 8-ой части, он очень боялся, крупно на чем либо подзагореть и не получить звание капитана. Однако, несмотря на эту боязнь, он доводил комбата своими прибаутками. «Гостищев вы опять опаздываете!» – «Ничего товарищ майор, я позже пришел зато раньше уйду». После очередной взбучки: «Нас е….., а мы крепчаем». Командиром 2-го, двигательного, отделения был капитан Шевченко Н. – самый старший из офицеров батареи, возможно, кроме комбата, прибывший дослуживать с должности начальника физподготовки полка. Ему ракетная служба давалась очень тяжело. Помню, при изучении работы азотного редуктора мне очень трудно было ему объяснить, что такое штуцер. Командиром 3-го, электроогневого, отделения был ст. лейтенант Михайлов С., москвич, на мой взгляд, достаточно хорошо подготовленный офицер, которому не очень везло по службе. Остальные офицеры – это молодежь, лейтенанты, недавно закончившие училища, с ними у меня отношения складывались «автоматически», без каких-либо проблем. Завершая эти краткие характеристики, остановлюсь на том, как мы видели развитие своей батареи и, по большому счету, всей ракетной техники. Мы говорили: «Должность Николая (Шевченко) сократят за ненадобностью, вместо Сереги (Михайлова) поставят электронно-вычислительную машину, а вместо Сани (Гостищева) заведем собаку». В этой шутке был большой смысл, так как наземная часть комплекса была спроектирована очень примитивно. Несмотря на большую стоимость всей техники и сооружений, ракета на стартовой тележке вывозилась из укрытия «вручную», даже не был предусмотрен простой рельсовый путь. Попасть «клыками» тележки в соответствующие приемники пускового стола было довольно сложно. Эта технологическая операция сопровождалась командами: «От стола!», «К столу!», «Дышло влево!», «Дышло вправо!». Гостищев с этой задачей справлялся неплохо. Зато прицеливание ракеты, операцию, которая входила в перечень функций его отделения и требовала некоторых познаний в математике и просто небольшого интеллекта, он всегда полностью передоверял своему помощнику.
Несколько слов можно сказать и о том, как мне приходилось повышать свой авторитет перед личным составом – офицерами батареи. Поскольку у нашего дивизиона еще не было своего комплекса, мы очень часто, вместо надоевшей казармы, с удовольствием проводили занятия у соседей в 1-ом дивизионе. Их комплекс, по всеобщему мнению, находился в курортной зоне – в сосновом лесу, на берегу озера, с противоположной стороны которого на пляже можно было встретить отдыхающих из любой точки Советского Союза. Однажды, когда хозяева, одна из батарей 1-го дивизиона, находилась на «отстреле», нам было приказано «нести боевое дежурство». Стартовая позиция была не достроена, мы принципиально не имели права ни к чему прикасаться, как не получившие соответствующий допуск, но, очевидно, кто-то где-то поставил какую-то галочку. Днем, вовремя занятий, все было нормально, но вечером, в отрыве от семьи, офицеры не находили себе места. Молодые офицеры «позволяли» себе сбегать на танцы и вернуться к сроку. Семейным такие самоволки подходили меньше, да и дисциплины помноженной на боязнь ответственности у них было больше. Передо мной эти проблемы стояли не так остро, так как моя молодая жена в это время заканчивала в Харькове университет. Как-то вечером, в отсутствие комбата Петрова, ко мне, слушающему радио перед сном, «подкатил» Шевченко: «Ну, замкомбата! Ты можешь нас отпустить». Он хорошо понимал, что таких прав у меня нет. Но любому старослужащему главное хоть как-то прикрыть себя. «Ладно, чтобы к утру все были на месте» - сказал я полусонный. Естественно, первым утром в батарею явился комбат Петров. «Кто вам разрешил?» – первое, что я услышал после пробуждения. Слова «срывать боевое дежурство» либо были произнесены, либо понимались по умолчанию. В такую ситуацию я еще не попадал, вопрос стоял ребром. Не знаю, как у меня хватило смелости ответить: «А я у Вас заместитель или кто?». Петров, как строго исповедующий устав офицер, не мог продолжать воспитывать своего заместителя перед подчиненными. Калейдоскоп событий не позволил комбату вернуться к этому инциденту. Но, офицеры батареи еще не раз пытались решить со мной разные скользкие вопросы. Второй случай этого же плана произошел после присвоения Гостищеву воинского звания – капитан. По такому торжественному случаю в городской чайной (заведения с названием «ресторан» в городе просто не было), любимом месте отдыха молодых офицеров, был накрыт стол. Я был в числе приглашенных, но по какой-то причине опоздал к началу. Естественно, мне был налит штрафной – три четверти граненого стакана чистого спирта. Известно, что в Ракетных войсках спирт тек рекой, несмотря на все запреты и предупреждения. Он применялся как расходный материал при многих технологических операциях. Этот стакан я сразу оценил и как шутку, и как издевку, и как проверку. Разбавлять такое количество в одном стакане было бесполезно. Поскольку я уже видел, как пьют чистый спирт, произнеся подобающие случаю слова, сделал глубокий выдох и мелкими глотками стал опорожнять стакан. Во рту становилось все слаще и слаще, но боковым зрением я видел, что мой авторитет становится все выше и выше. Как закончился этот вечер, я не помню, так как встали мы из-за стола, чтобы идти на танцы, а проснулся я в своей постели в общежитии.
*Карибский кризис – проблема международного масштаба, проблема войны и мира не только периода «холодной войны», но оставшаяся актуальной и в наши дни. Прошедшее редко завершается или исчерпывает себя полностью: корни его дают ростки и в настоящем и в будущем. Вот почему военно-политическая история Карибского кризиса не может считаться исчерпанной, утратившей своей актуальности. Проблема эта в 60-90 – е годы уже была предметом рассмотрения многочисленных работ большого круга отечественных и зарубежных государственных деятелей, политологов и военных специалистов, историков и журналистов, а также исследовалась в коллективных трудах научно-исследовательских учреждений и академических институтов в России, на Кубе и в США.
  «Редкая книга» У КРАЯ ЯДЕРНОЙ БЕЗДНЫ (Из истории Карибского кризиса 1962г.. Факты. Свидетельства. Оценки…). Мемуарно-монографический очерк. Коллектив авторов: Под общей редакцией почетного академика Международной Славянской академии профессора Российской академии естественных наук генерала армии А.И. Грибкова. Москва «Грэгори-Пэйдж.1998г. 400 стр. ( Ниже все ссылки на эту книгу).
 
ПОДГОТОВКА
 
Вскоре, весной этого же 1962 года наша батарея – боевая цепочка была направлена на полигон в Капустин Яр для подготовки и сдаче зачета на допуск к боевому дежурству. Расположилась наша батарея в чистой степи, где-то в районе 70-ой и 14-ой площадок. Нам немного повезло, так как офицеры были размещены в бараке, но на двухъярусных кроватях. В частях, прибывавших после нас, и офицерам приходилось жить в палатках вместе с личным составом. Ограничусь главным, что сохранила память. Змеи кругом, на которых некоторые устраивали охоту специально заточенными проволочными прутками. Были свои чемпионы. Очень скудный паек. Я частично выходил из положения, приобретая масло в буфете 70-й площадки. Ложка масла в перловую кашу трижды в день хоть как-то скрашивала существование. Кроме официальных занятий, самостоятельно и старательно штудировал захваченные учебники по электротехнике и радиотехнике. Как уже отмечалось выше, мое образование, в основном, соответствовало профилю авиационного инженера-механика. И, как механик, я всю жизнь чувствовал себя уверенно. Но знаний по электротехнике, умения читать электросхемы явно недоставало. Польза от этих занятий несомненная хотя бы потому, что все бытовые электроприборы я ремонтирую свободно, а к выполненной собственноручно электропроводке на даче не мог подкопаться даже профессиональный энергетик. В сжатые сроки мы, с горем пополам, сдали зачет и полностью подготовили ракету к пуску. Уезжали с полигона весело, хотя и с некоторым моральным неудовлетворением, так как нам не разрешили запустить «свою» ракету. После всевозможных проверок, топливо слили, не исключено, что по экономическим соображениям.
Вскоре после возвращения в часть, меня предупредили, чтобы я никуда не исчезал без ведома, так как должен ехать в какую-то командировку. Не придав этому вначале никакого значения, я был удивлен составом группы. В нее вошли:
Зам. командира полка подполковник Баранов И.Ф.
Гл. инженер полка капитан Панасюк В.Р.
Инженер полка подполковник Шалимов Б.Т. (возможно я ошибаюсь в буквах)
Начальник ОПД полка лейтенант Ландырь Ю.
Офицер службы тыла полка лейтенант Корочка В.
Зам. командира 1-го дивизиона майор Селиваненко А.С.
Зам. командира стартовой батареи лейтенант Чуйко А.Н. – автор этих воспоминаний.
Зам. командира технической батареи лейтенант Ложников А.
Зам. командира батареи заправки капитан Партыка В.
Кроме этих офицеров нашего полка в группу вошли два представителя ПРТБ:
Гл. инженер подполковник Парпура М.М.
Начальник сборочной бригады майор Королев В.И.
Как видно из списка, были представлены все службы полка, кроме политической. В такую компанию я попал впервые, так как до этого с такими высокими чинами полка я практически не общался. Знакомство со многими фактически состоялось только в поезде.
По прибытии в Москву, нас сразу направили в одно из зданий Министерства обороны. Оказалось, что визуально это здание я хорошо знаю. Неоднократно участвуя в московских парадах в составе сводного батальона Калининского суворовского военного училища, мы проводили основные строевые тренировки на набережной в парке им. Горького и часто интересовались, что это за строгое серое здание на противоположном берегу Москвы реки. После некоторой суматохи, вызванной частично и тем, что дежурные офицеры в этом здании, оформлявшие нам пропуска, были в звании полковника, мы попали в большой светлый зал, в котором провели около двух недель.
На сборы были привлечены офицеры, по приведенному выше списку должностей, пяти ракетных полков, в основном нашей Роменской дивизии*, которой командовал генерал-майор Стаценко И.Д.. Занятия с нами проводили в основном преподаватели акад. им. Дзержинского, как правило, в виде лекций. Записи вести, кажется, не разрешалось. Нам рассказывали основы тактики ракетных войск, принципы выбора позиции для размещения ракетных комплексов и т. п.. Мы заучивали наизусть основные параметры ракетного вооружения. Впоследствии, на Кубе, я привел в сильное смущение одного молодого проектировщика, который показал мне свою записную книжку. Легко, мысленно зачекнув нули в рядах цифр, я сказал: «Это габариты установщика, а это вес незаправленной ракеты на тележке». Ему эти цифры нужны были для работы, но нарушение режима секретности было очевидным. Перед нами выступали главком РВСН маршал Бирюзов С.С., его заместитель генерал-полковник Толубко В.Ф., нач. штаба генерал-полковник Никольский (В упоминавшейся выше книге на этой должности значится генерал-лейтенант Ловков М.А.) и многие другие высокопоставленные генералы. Этими сборами руководил генерал-майор Буцкий А.С., которого мы называли «мыслящий генерал». Несмотря на большой объем информации, четкого понимания того, что нам предстоит, не складывалось. Словосочетание «Операция «Анадырь» я услышал значительно позже, уже после возвращения с Кубы. Так это мероприятие именовалось в  документах высоких штабов, до которых мы допущены не были. Помню вопрос, заданный генерал-лейтенанту Данкевичу П.Б. – командующему нашей ракетной армией, а затем первому заместителю Командующего группой войск на Кубе: «Можно ли брать с собой в командировку спортивные костюмы?” В начале он несколько замялся, а потом ответил: “А как же. Нам возможно и морем плыть придется и отдыхать после выполнения своих служебных обязанностей. Возьмите и шашки и шахматы”.
Вернувшись в часть, мы застали ее в состоянии растревоженного улья. Менялись техника и боекомплект на новый. Проводилась определенная кадровая работа, о чем я уже упоминал. Очень обидели близкого мне лейтенанта Мишу Балабана, лучше всех разбиравшегося в электрооборудовании ракеты. Подвела пятая графа анкеты – один из немногих на моей памяти случаев, когда такая политика проводилась открыто. Ползли слухи, что получен паек на 40 суток эшелоном и тропическая форма (рубашки с коротким рукавом). Нам не давали прохода, выпытывая и по-дружески, и соответствующим образом подготовив в чайной, о ближайшем будущем. Но, поскольку мы толком сказать ничего не могли, делалось заключение: “Ну и накачали вас там”.
Однажды, нас, всю группу, пригласили в клуб, и фотограф сделал снимки на документы в гражданской одежде. Стояло середина лета и, понятно, все фотографировались в легких рубашках. Через несколько дней нас разбудили ночью – оказывается снимки должны быть при галстуке. Пришлось искать пиджак и галстук. Практически вслед за последними фотографиями отправились и мы, на этот раз с вещами. В столице нас разместили в той же гостинице, что и раньше: гостинице Московского военного округа, если не ошибаюсь, на Арбате. Несколько дней нас не беспокоили. Но мы стали замечать, что некоторые из наших коллег стали пренебрегать военной формой и надевают только гражданку. Предупредили и нас:” завтра за вами придет автобус”. Привезли нас к тому же зданию МО, о котором я уже упоминал. Оказывается, в сквере за этим зданием располагается большое ателье Министерства обороны. Мы проходили гуськом по помещениям и каждый подбирал себе гражданский костюм, две рубашки, галстук, туфли, плащ и шляпу. Возможно, в этот джентельменский набор входили еще какие-нибудь мелочи. Мой выбор – достаточно дорогой костюм из серого “метро” в полоску, как выявилось позже, оказался очень неудачным. Свои предметы военной одежды мы складывали в солдатские вещмешки, подписывали и сдавали. На наш немой вопрос последовал ответ: “Привыкайте к гражданской одежде…”. Конечно, мы не только привыкали, но и много рассуждали: “Что нас ждет?” По международной обстановке вырисовывалось: Индонезия или Куба. Однако, долго переживать нам не дали. Вскоре пригласили в одно из зданий МИДа, где прочитали лекцию об обычаях той страны, куда нас направляют. Хотя слово “Куба” произнесено не было, все стало ясно. Нам выдали по 10 долларов и предупредили: ”Завтра советских денег у вас быть не должно”. Остался вечер на прощание со страной и столицей. Побродив по Москве, мы остановились в “Арагви”. Откушав “столичной” под шашлык, я отправился на Главпочтамт попрощаться с женой. У нас был условный код: если я скажу, что в Москве очень жарко, то мы едем на Кубу. Но, как выяснилось через несколько месяцев, после моего возвращения, она ничего не поняла и все это время мои близкие ничего не знали о моем местопребывании.
Грусть от прощания усугубилась инцидентом, о котором можно было бы и не рассказывать. Взяв такси, я прибыл к гостинице и расплатился с шофером. На счетчике светилось два рубля с копейками. Вручив водителю 10-ти рублевку, я получил два рубля сдачи. После выраженного недоумения, мне добавили еще несколько рублевых бумажек. Выйдя из такси, я их аккуратно сложил, но недавно подаренного мне красивого бумажника в карманах не оказалось. То ли к костюму я не привык, то ли таксист оказался излишне ловок, как намекали некоторые из моих товарищей, но более 100 рублей, фотографии близких и некоторые личные записки исчезли навсегда. Благое желание - утром разделить эти деньги и отправить жене и маме - не сбылось.
* Стр.60. Ракетная дивизия – основная ударная сила группировки подверглась по сути дела переформированию. К трем штатным полкам дополнительно она пополнилась полком из соседней дивизии и пятым полком из другой армии.
 
ДОРОГА
 
Утром нас еще раз доставили в одно из зданий МИДа, вручили заграничные паспорта и сертификаты о прививках. В моем паспорте на имя инженера-мелиоратора Чуйко А.Н., была вклеена фотография с галстуком и стояли три визы: английская, канадская и кубинская. Мы вспомнили, что несколькими днями раньше через Конакри, также отправилась группа советских специалистов по сельскому хозяйству. Через несколько дней, уже на Кубе выяснилось, что та делегация включала командование группы войск, командование нашей дивизии, проектировщиков и т. д.. Немного побродили по Москве в поисках русско-испанских разговорников или, хотя бы словарей. Но поиски были тщетны.
В этот же день нас доставили на аэродром (возможно Тушино), автобус по кромке летного поля подвез нашу группу к одиноко стоявшему самолету Ил-18*. С нами, передовыми рекогносцировочными группами ракетных полков, следовали аналогичные группы моряков-подводников. У старшего группы моряков был дипломатический паспорт, и он вез наши документы. Из нашей среды выделили нескольких охранников, кто покрепче, на всякий случай. Стюардессы посматривали на нас с любопытством. Вскоре после взлета объявили: под нами Вильнюс. Ничего толком не рассмотрев, я мысленно попрощался с мамой, сестрами и братом, которые жили в этом городе, и еще раз пожалел о недавней потере. Но грустить было некогда, ведь внизу простиралась Европа. Выяснилось, что обслуживают нас по интуристовской норме, т.е. очень недурно. Мы летели навстречу ночи и очень быстро стемнело. Первую посадку сделали в аэропорту Прествик (Шотландия). Как и положено, на Британских островах было сыро, шел небольшой дождь. Это, наверное, был единственный случай, когда нам могли пригодиться наши плащи. Блики  из луж слепили глаза. Мы шли по узкому проходу типа веревочного ограждения. После первого «бобби» в черном блестящем дождевике и шлеме горшком, я подумал: «Сейчас подгонят джипы и начнут нас туда забрасывать». Но все проходило очень спокойно. В небольшом, скромном, насколько можно было рассмотреть, здании аэропорта был небольшой зал ожидания, где нас и разместили. Кресел «под кожу» было десятка два, так что основная масса могла только прогуливаться. Нам сообщили, что погода нелетная и ждать придется, как минимум, до утра. Было скучновато, так как взору остановиться было не на чем. На весь зал висела одна маленькая фотография королевы с принцем.
Перед рассветом загрохотала панель, за которой располагался ларек с сувенирами. Теперь пути всех прогуливавшихся проходили мимо этого проема. Заглядывали, но заходить не решались. Было такое впечатление, что ждем команды. Наконец один не выдержал, второй и вскоре почти вся группа столпилась на этом небольшом пространстве. Долго рассматривали и изучали наклеенные ценники. Наконец кто-то, собрав воедино все свои знания английского, о чем-то спросил. Через некоторое время все бурно расспрашивали продавщицу о ценах. Нашелся смельчак, который решился разменять свои доллары и приобрел какой-то сувенир. Вскоре все покупали разную мелочевку. Я приобрел шариковую авторучку с раздевающейся девушкой и брелок с ножичком в виде бутылочки. Утром нас пригласили на завтрак в кафе или ресторан. В меню входило: яичница на беконе, максимум два хрустящих хлебца, масло, повидло и кофе. Отсутствием аппетита после бессонной ночи никто не страдал. Очень быстро почти у всех сложилась ситуация, что масло и повидло мазать было не на что. Попытки выпросить хлеба разбились об отсутствие решимости и знания языка.
В самолете почувствовали себя как люди, получившие боевое крещение - от общения с заграницей. Пустынный океан далеко внизу навевал разные мысли. Кажется,  Лев Толстой сказал, что первую часть пути человек думает о прошлом, а вторую о будущем, которое в данном положении предопределить было невозможно. Чтобы хоть как-то отвлечься, сели осваивать вновь купленные карты – стали играть в преферанс. В самый разгар партии один из моих партнеров обратил внимание на корабль внизу. Я долго и безуспешно искал его через разрывы в облаках. Возвратившись к игре, обнаружил, что «сижу на девятерной без трех или четырех». Позже проигрыш мне простили, так как во время поиска корабля перебросили карту, иначе эффектная «вертушка» не получалась.
После часов шести полета внизу показался громадный зеленый массив. Наш самолет шел на посадку в аэропорту Гандер на Нью-Фаунленде. Запомнилось здание аэропорта из стекла и стали, ассоциировавшееся у меня с Советским павильоном на Всемирной выставке в Брюсселе. Сразу после посадки, как бывалые туристы, направились в бар пробовать канадское пиво. Посетили большой магазин сувениров. От покупок воздерживались, так как  конечная цель поездки приближалась, а деньги могли понадобиться. (Мы же не могли предположить, что на Кубе простой показ долларовой купюры  будет вызывать возмущение и крики: «Americano! Imperialisto!”). В этом магазине было много хороших полезных вещей: японский транзисторный приемник размером с нашу «Спидолу» стоил немногим более 10 долларов, шерстяная дамская кофточка – долларов 15 и т. д.. Позже, меня особенно поразил, светлый и просторный с массой различных, как теперь говорят, прибамбасов, туалет.
Последний участок пути вновь принес нам, впоследствии никем не объяснимое и до сих пор непонятное, приключение. Примерно на середине, по нашим расчетам, пути самолет сделал крутой вираж и мы увидели окаймленные широкими золотыми пляжами зеленые острова. Самолет совершил вынужденную, как нам объяснили, посадку на Багамских островах. Двигатели остановились, и очень быстро в самолете нечем стало дышать. Наши просьбы выпустить нас, хотя бы на трап, долго не принимались во внимание. Затем, выскакивая на «свежий» воздух попадали в ситуацию не намного лучшую. Липкая духота преследовала нас с этого момента все время пребывания в этой командировке. Мы столпились под крыльями самолета, спасаясь еще и от жгучего солнца. Рядом спокойно садились громадные Боинги и, в пределах нашей видимости, выходили по курортному одетые сытые американцы с легкой ручной кладью. То, что это событие было не ординарным, свидетельствует внимание, которое несколько служащих аэропорта, нам уделили. Они фотографировали не шикарные Боинги, а наш скромный самолет. Очевидно, красный флаг там был редкостью.
* Стр.63. …!6 июля вылетел основной состав передовой рекогносцировочной группы самолетом ИЛ-18 по маршруту Шереметьево – Канада – Гавана.
 
КУБА – ЛЮБОВЬ МОЯ!
EL CHICO
 
Море огней внизу подсказало, что мы у цели нашего долгого путешествия. Опять стояла глубокая ночь. Самолет совершил посадку в аэропорту им. Хосе Марти *. Мы начали собирать вещички. У каждого был небольшой чемоданчик, плащ, пиджак и шляпа. С таким набором по трапу спускаться было непросто и большинство шляпы, как и положено, надело на голову, хотя по вискам и струился пот. Вид у нас, наверное, был еще тот. Первое, что мы услышали от встречавшего нас И.Д. Стаценко: «Да Вы хоть шляпы поснимайте!». В автобусе усталость от всего происходящего нас почти всех свалила, так что в этот момент нам было не до Кубы.
Разместили нас, возможно не сразу, в нескольких километрах от Гаваны в городке El Chico, на вилле журналиста, покинувшего Кубу. На этом отрезке нашего пребывания, очень трудно разделить события, связанные с выполнением основной задачи по рекогносцировке местности для размещения ракетных комплексов, решением многих бытовых проблем и культурно-туристических интересов. Постараюсь придерживаться хронологии событий.
Вилла, на наш взгляд, принадлежала состоятельному человеку. В обширном саду размещалось несколько легких зданий и бассейн. Основная небольшая постройка, которую мы называли «холл», была, очевидно, гостиной и местом отдыха. Одна стена, назовем ее южной, была раздвижной, стеклянной и выходила на большую, уложенную плитами площадку, к которой примыкал бассейн. У противоположной стены располагался бар, небольшое возвышение, как место для музыкантов, и выход на кухню. На стойке бара, ближе к стене, стояла, выполненная из черного дерева, скульптура, стоящих на коленях в молельной позе обнаженных юноши и девушки. Их стилизованные вытянутые фигуры и лица, производили глубокое впечатление. Чувствовалось, что это настоящее художественное произведение. Здесь же стояло и пианино, но немногие могли с его помощью излить тоску по родине. Западная, по принятой ориентации, сторона, была лицевой, полностью зеркальной; вдоль нее располагался большой (см. 90 по диагонали) телевизор, на высокой ажурной подставке и, еще больших размеров передвижной вентилятор. Кроме того, не менее четырех вентиляторов располагались на потолке. Тыльная сторона была покрыта необработанными (с корой) кругляшками, на которой размещались декоративные тарелки. Просторный зал был уставлен кожаными диванами и креслами. Этот холл, наряду с бассейном, и был местом нашего время провождения, особенно в первые дни. Телевизор работал исправно. Начало передач сопровождалось заставкой с объявлением торжественным голосом: «Говорит первая свободная территория в Латинской Америке!». Крутили, в основном, американские комиксы про кошку и мышку, поэтому я их с тех пор не могу смотреть.
Нас разместили в бараках, построенных уже после победы революции. Полуцилиндры, без окон, перпендикулярно к продольной оси которых размещалось два ряда кроватей с нешироким проходом, были разбросаны по всему саду. Отсутствие окон, наличие кондиционеров и достаточно удобные кровати, позволяли неплохо отдохнуть. Здесь же в небольших подвесных тумбочках размещался весь наш скарб – туалетные принадлежности и мелкие вещи. Во всяком случае, никаких нареканий на такой быт у нас не было.
Вскоре по прибытии нам выплатили авансом по 30 пессо и, первое что мы вынуждены были приобрести, легкие брюки и рубашки с коротким рукавом местного производства. Наши костюмы и остальные предметы туалета к местным климатическим условиям никак не подходили. Костюмы, которые после этих покупок ожидали лучших дней, приходилось регулярно просушивать на солнышке.
Знакомство с Кубой происходило естественно, в процессе выполнения основной боевой задачи. Нам выделили два джипа (Газ-69) и двух автоматчиков. Начальство получило карты, очевидно, какие-то дополнительные указания и мы начали ежедневно обследовать район за районом. Расстояния измеряли на глаз и с помощью промера шагами. «Бродить» приходилось, в основном, по сельским районам *. Здесь мы воочию убеждались, что значит нищенское существование латиноамериканского крестьянина. Вначале крестьяне нас встречали не очень дружелюбно. Но, так как за отселение выплачивалась компенсация, а любой жизненно важный слух распространяется с необъяснимой быстротой, отношение к нам вскоре заметно изменилось. Проезжая через населенные пункты и заходя иногда в магазины, знакомились с жизнью простых кубинцев. Так как покупательная способность у нас очень быстро приблизилась к нулю, покупали,  в основном, прохладительные напитки. Холодильное хозяйство в барах и кафе работало исправно и очень скоро, несмотря на сохранившуюся, очевидно со времен Батисты и американцев, на каждом шагу рекламу кока-колы, мы предпочитали сок ананаса. Завязывались дружеские беседы с помощью, в основном, мимики и жестов. Гостеприимство кубинцев очень мило проявлялось в таком обычае: стоя в кафе, вы вдруг получаете чашечку кофе или сигару от «companero», который стоит от вас за 10 человек. Попробуй в такой ситуации остаться некурящим.
Отношение к «sovetico” или “russo”, во все время нашего пребывания на Кубе, оставалось очень дружественным. Особенно теплыми были встречи с кубинцами, которые побывали в Советском Союзе. Неплохо владея русским языком, они становились нашими первыми добровольными гидами. Несколько раз встречали эмигрантов первой волны. Отношения с ними были взаимно настороженными, но не лишенными интереса.
Распорядок дня у нас сохранялся привычный. Рано утром, сразу после завтрака, мы уезжали на свою работу-trabacho. Проезжая небольшие городки, заставали кубинцев после утреннего кофе в качалках на открытых верандах, которые имелись в каждом домике. Количество качалок, очевидно, строго соответствовало числу членов семьи. Мы с любопытством рассматривали друг друга. К вечеру, проведя в «поле» и самую жаркую часть дня, мы заставали тех же кубинцев в том же положении – в качалке. В шутку начали сочинять трактат: «Роль качалки в Кубинской революции». Правда вскоре выяснилась простая истина – в самое жаркое время дня в течение двух-трех часов магазинчики, являвшиеся основным местом работы жителей этих городков, закрывались. Это мы не могли приспособиться к местным климатическим условиям. И вообще приходилось слышать не раз: «Russo mucho trabacho!” – “Русские много работают!”
Официальная часть нашей жизни, на первых порах, вращалась по такому треугольнику: пункто уно – место расположения нашего командования в Гаване; пункто дос – территория тюрьмы для несовершенно летних преступников, где размещались некоторые тыловые учреждения группы войск, включая госпиталь, и, почти родной нам, El Chico. Надеюсь, что во всех этих пунктах в процессе нашего повествования мы побываем неоднократно.
Количество советских войск на Кубе росло стремительно. Это мы замечали по числу русскоговорящих на улицах и особенно в магазинах. Отмечу, что в первые дни, при входе в магазин к нам сразу устремлялись один или два хорошо вышколенных продавца. Со временем, очевидно в зависимости от нашей покупательной способности, это внимание пошло на нет и нас в основном воспринимали как зрителей-туристов.
Характерно поведение кубинских мальчишек. В первые дни наши джипы преследовали их ватаги с криками: ”Синьор, сигарета! Синьор, сигарета!”. Но уже через несколько дней их словарный запас кардинально изменился. Эти же мальчишки также бежали за нашими машинами, но уже со словами: “Товарищ, папироса! Товарищ, папироса!” – и, как правило, добавляли несколько русских нецензурных слов.
Наши водители испанец Egues (очевидно, Женя) и Uva (Виноград) тоже очень быстро усвоили гагаринское: “Ну, поехали!”,  которым сопровождали любую задержку.
Если говорить об особенностях кубинского уклада жизни, необходимо было начать с порядка и объемов приема пищи. Завтрак очень легкий – булочка с ветчиной или сыром и чашечка кофе либо 100 граммовая баночка томатного сока. Обед более внушительный – овощи и фрукты, супы, на второе очень часто куриное мясо с рисом. За то на ужин – антрекоты с жареным картофелем или что-нибудь в этом духе. Все очень просто объясняется. В испанском языке ( во всяком случае на Кубе ) нет слова – вечер. Темнеет мгновенно, жара спадает. Сразу после ужина, все высыпают на улицу, где пляшут и поют – хочется сказать до рассвета. У кого есть песо, тот заходит в кафе. Спиртное измеряется линиями – две линии, примерно два сантиметра в рюмочке, как у нас для лекарств, уже считается приличной дозой. В начале в рюмку бросается несколько кристалликов льда, затем ром, и все это разбавляется минеральной водой. Закусывать, после плотного ужина, не нужно. Лучший ром, который мне приходилось пробовать, “Белое Баккарди”. В большом почете пиво. Все напитки, как и у нас сейчас, пьют только из горлышка. Это намного гигиеничней, чем из плохо помытых стаканов. Кофе, конечно, король напитков, его пьют из маленьких чашечек размером в один глоток, часто запивая холодной водой. Под конец пребывания мы начали различать хорошо сваренный кофе. Сигары конкурируют с сигаретами.
Нельзя забыть о том, как кормили нас, тем более, что для солдата главное в обороне – это харч. К холлу, о котором уже упоминалось, был пристроен большой навес, где на асфальтированном полу располагалось несколько рядов столов. Обслуживали нас, по всей вероятности, кубинские комсомольцы, так как понимания о сервисе у них было немного. Чистая посуда и, хорошо помню, мясные блюда выставлялись в больших посудинах, типа наших тазиков, на концах столов ближе к кухне. Пока нас было мало, только наши группы ракетчиков, никаких проблем не возникало. Нам очень нравилось и меню, которое полностью соответствовало приведенному выше описанию, и достаточное количество диковинных фруктов: фрута-бомба, агуакато, свежих ананасов, мелких, но очень сладких, кубинских бананов, апельсин и т.п. Иногда, в перерыве между приемами пищи нас, не всех, а кому повезет, либо, кто был в дружбе с обслуживающей молодежью, угощали пивом. Такая “идиллия”, хотя мы и слышали, что кубинцы с трудом достают продукты, продолжалась недолго. С увеличением числа проживающих на вилле питание было организовано в две смены. Подниматься на веранду, после того как накрывались столы, разрешалось по удару колокола. Можно было наблюдать, как по мере приближения заветных минут, некоторая часть наших товарищей, особенно великовозрастных, все плотнее прижималась к бровке. По сигналу все они устремлялись к столам, выискивая, где расположено мясо. Съесть два куска мяса считалось недостойным, но за второй кусок можно было выменять все что угодно. Эта грустная картина легко объясняется, ведь здесь не было домашних холодильников, к которым многие привыкли. Но и это быстро закончилось. В один прекрасный день, поднявшись на веранду, мы обнаружили расставленные столы, застеленные скатертями. На закуску бычки в томате, какой-нибудь суп и гуляш с перловой кашей. Особенно нас умилял компот из залежалых сухофруктов. Многие в душе воскликнули: “ Да здравствует советский военторг!”
Вторым важным фактором в нашем быту был бассейн, который у молодежной части группы пользовался особым вниманием. В первые дни размещения на вилле, поскольку с водой было туго, мы организовали специальное дежурство, постепенно заполняя довольно большой объем. Бассейн для нас представлялся одним из элементов «богатой» жизни. Овальная чаша размером примерно 20 на 10 метров была перегорожена сеткой на мелкую (для детей) и глубокую (в зоне трамплина) части. Вход со стороны мелкой части имел две ленты ступенек вокруг скульптуры русалки. Со стороны входа, в легких помещениях располагались раздевалки, душевые и, к сожалению не работавшие, автоматы для напитков и т. п.. Купаться мы начали, когда прыгать с трамплина ногами вниз было еще нельзя, а бросившись вниз головой нужно было сделать пируэт, чтобы не воткнуться в дно. Приходилось следить не только за наличием воды, но и за общим порядком, так как однажды, после прибытия очередной группы новичков, застали на берегу наших «мужиков», намыленных с ног до головы.
Отмечу, что водные процедуры с наличием везде душей с электрическим подогревом, были настоящим спасением. В первые дни мы удивлялись, встречая кубинцев с напудренными подмышками. Но уже через несколько дней все обзавелись пудреницами с тальком, тем более что они продавались на каждом углу с большим разнообразием по оформлению и цене. Кубинские женщины тоже «позволяли себе» весь день проводить с бигудями на голове. Ведь женщина становится "Женщиной" только вечером.
Наши советские женщины, прибывшие в составе одного из госпиталей и размещенные в лучшем помещении виллы, особого оживления в наш быт не внесли. Завербовавшись «за границу, за тряпками», после почти 20-ти дневного океанского перехода, они выглядели усталыми и потерянными.
Ровно по истечении недели нашего пребывания на Кубе отмечалось 26 июля – день штурма казарм Монкадо. Все мы были приглашены в Гавану в Дом советских и чехословацких специалистов. Вначале перед нами выступил один из бородачей в звании майор. Как известно, в то время только ближайшее окружение Фиделя имело такое высокое звание. Затем был дан концерт лучшими артистами Кубы. Выступала и Росита Вернес, которая впоследствии гастролировала и по Советскому Союзу. Особенно запомнился достаточно смелый трюк одной вокальной группы, исполнявшей национальные песни. После вызова на «бис», солистка группы, все также вращая бедрами в такт музыки, спустилась со сцены, подошла к Данилову (Данкевичу), села ему на колени и погладила по заметно лысеющей головке. Весь зал замер. Она это почувствовала, выбрала одного могучего нашего заправщика, так же уселась ему на колени, повертелась, поцеловала его и вернулась на  сцену. Аплодисменты ей достались самые бурные.
После концерта было предложено угощение. На столах в саду (аля фуршет) были разложены кубинские сладости типа пирожных. Мы, несколько моих товарищей, решили сдерживаться и не участвовать в столпотворении возле столов, поэтому не все удалось попробовать. Пиво, которое выдавали из окошка небольшого ларька, вызвало вначале еще больший ажиотаж. Но даже нам, проявлявшим сдержанность, досталось бутылочек по 6-8. Пальмы, заваленные пустыми бутылочками, как египетские пирамиды, мне приходилось видеть впервые.
Завершился прием танцевальным вечером. Играл оркестр, в основном танцевальные мелодии типа ча-ча-ча и румбы, в которых мы не были искушены. Попытки попросить оркестр сыграть фокстрот, а тем более танго или вальс у кубинцев поддержки не получали. Какой-то консенсус был найден. Ровно в 12 часов ночи оркестр встал, все взялись за руки и самозабвенно исполнили «Интернационал» и «Гимн 26 июля (Вставайте кубинцы!)». Нам было неловко, так как даже русских слов Интернационала толком никто не знал. После этого ритуала танцы продолжились. Нам пришлось спешно изучать слова партийного гимна, чтобы больше не попадать впросак.
Запомнился трогательный и красивый обычай отмечать день памяти сподвижника Фиделя Кастро Камило Съенфуэнгоса. Он, как известно, погиб не вернувшись из полета над океаном. В этот день кубинцы приходят к морю и бросают в него венки из цветов.
Вскоре нас пригласили на совещание, встречу с Фиделем Кастро. Мы еще в Союзе много о нем слышали. Но здесь, на Кубе его авторитет был непререкаем. Слова: «Так сказал Фидель!» – выше любого закона. Причем ничего похожего на «Великому  славному Сталину песни слагает народ». Встреча состоялась в  зале пункта дос – тюрьмы для малолетних преступников. Присутствовало человек 300 – 500 офицеров советской группы войск на Кубе. За столом в президиуме разместилось командование группы войск и, в середине, Фидель, как его все кратко называли. После короткого вступления, под бурные аплодисменты слово предоставили Фиделю Кастро. На сцене было два микрофона: один на трибуне, другой на штативе в середине сцены для переводчика. Фидель встал, эффектным движением расстегнул пояс с увесистым кольтом, и оставил его в кресле. Подойдя к трибуне он показал, что микрофон стоит очень низко и разместил за трибуной переводчика, хотя последний и не сильно уступал ему в росте. Конечно, такой оратор не мог позволить себе прятаться за трибуной. Речь его, как всегда, была эмоциональной и достаточно длинной. Он рассказывал о том значении, которое имело наше присутствие на Кубе, о перспективах развития революции в странах Латинской Америки. (Мы тогда сами многое понимали и никто не мог и предположить, что все так и довольно быстро закончится). Аудиторией он владел мастерски. Доведя слушателей до определенной степени эмоционального экстаза, он умело делал паузу, рассказывая, например, как советский солдат, перевозивший пушку, заблудился и попал в расположение кубинской части. Его приняли очень гостеприимно и все шло хорошо. Но, когда его спросили сколько стоит пушка, он понял, что ее хотят купить, вскочил в кабину и умчался в темноту. Посмеявшись вместе с аудиторией, он начинал новый эмоциональный подъем. Вышли мы с этой встречи с большим энергетическим зарядом.
Срок нашего проживания в уютном и полюбившемся El Chico завершался. Здесь обязательно нужно упомянуть о событии, которое имело свое продолжение. Жили мы своей рекогносцировочной группой достаточно дружно, несмотря на разницу в возрасте, должностях и воинских званиях. Самый «пожилой» М.М.Парпура с первых дней, после удивленного восклицания одного из кубинцев, пораженного цветом его волос, получил «титул» - «Roho companero», на который он добродушно откликался. Ему же, Михаилу Мироновичу, принадлежали первые «успехи» в освоении испанского языка. Показывая на кровать, где были разложены, подготовленные к стирке предметы туалета, он говорил молодой кубинке, иногда убиравшей наше помещение: «Мадам! Песо дам, Мадам! Пессо дам». При этом он слегка подталкивал, смущенную девушку к кровати. Все, находящиеся рядом, покатились от смеха, так как сделали перевод в соответствии с не менее злободневной темой. Эти слова долго еще служили шутливым эпиграфом в общении с кубинками по разным бытовым проблемам.
Однажды лейтенант В.Корочка, часто посещавший Гавану по своим тыловым делам, после возвращения поставил на стол бутылку спирта, купленную, как он выразился, в аптеке. Сбегали на кухню за закуской, но смущала надпись на бутылке «Alcohol puro”. Первое слово в переводе не нуждалось, но второе слово и зловещая черно-красная наклейка наводили на размышление. После довольно длительной заминки подп. Шалимов сказал: “Не могут же в аптеке продавать гадость” и налил себе в стакан. Через некоторое время вбежал С.Ложников со словами: “Ребята! Пуро – это чистый”. Так был преодолен еще один важный рубеж и в познании языка и местных возможностей. Распробовали такую возможность не только мы. Вскоре любой русский, заходя в аптеку, смущался, показывал, что очень много москитов, укусы которых нужно протирать, и под ухмылки кубинцев покупал 2-3 бутылки спирта. Все объяснялось очень просто – бутылка рома стоила 5-6 песо, а бутылка спирта 750 грамм в аптеке стоила примерно 85 центаво. Чистым этот спирт был, очевидно, только с медицинской точки зрения, так как голова после него раскалывалась прилично. Но вскоре спирт из аптек исчез, вне сомнения по указанию свыше, так как масштабы его применения приобретали грандиозные размеры. Приходилось “открывать” водку из сахарного тростника и пр..
Последний раз я посетил виллу перед отъездом домой, с каким то служебным заданием. Она произвела на меня грустное впечатление. Бассейн был запущен, забор с одной стороны сада был разворочен – начиналось строительство зданий штаба группы Советских войск на Кубе.
*  Стр.63. В аэропорту Гаваны самолет приземлился 18 июля в 22.30 местного времени. Передовая рекогносцировочная группа должна была решить ответственную задачу – в короткий срок (10 – 12 дней) подготовиться к встрече прибывающих на Кубу войск и боевой техники.
* Стр.76. Уяснив свои задачи, рекогносцировочные группы под прикрытием легенд, разработанных с учетом местных условий и особенностей, незамедлительно приступили к работе. В их распоряжение кубинские РВС выделили необходимое количество легковых машин с водителями и личный состав для охраны.
Рекогносцировочным группам пришлось встретиться с многочисленными трудностями, так как многие существовавшие понятия о требованиях к районам расположения войск и предыдущий опыт оказались неприемлемыми в условиях тропиков.
 
ПЛАТО  ESPERON
 
Наши поездки по Кубе на двух джипах были признаны неэффективными. Перешли на один джип, так что “молодежь” часто вынуждена была оставаться дома. Однажды, руководство группы вместе с командиром дивизии уехали на несколько суток. Поскольку телевизор и бассейн надоедали, я попросился в поездку с соседями, которые уже подобрали себе позиционный район и очень им были довольны. Мне их месторасположение тоже очень понравилось. Двух ярусное плато примерно на 200 метров возвышалось над уровнем моря и протянулось на несколько километров вдоль трассы Гавана – Санта Крус. Обоими своими концами оно упиралось в городки Каимито и Гуанахай. Перпендикулярно к трассе пролегала асфальтированная дорога к морю, до которого было около 8-ми километров, а до порта Мариель было километров 20. Обо всем увиденном я рассказал нашему главному инженеру Владимиру Романовичу, особенно подчеркивая близость городков. Вскоре нам объявили, что этот район передается нашему полку. Думаю, что не моя “наводка”, а более высокие стратегические соображения сыграли свою роль. Правда, впоследствии, когда мы покидали Кубу, берега уже не было видно, а наше плато гордо возвышалось на горизонте, являясь прекрасной целью.
Как бы там не было, а мы начали активно осваивать свой район. Владелец одного из кафе в Каимито, стоявшего на перекрестке дорог, у которого мы регулярно покупали охлажденные напитки, был, очевидно, немало удивлен, когда ему было неукоснительно предложено передвинуть свою торговую точку.( В противном случае тележка с размещенной на ней ракетой не могла бы развернуться). Очень существенным фактором было то, что здесь на плато, когда-то уже располагался батальон батистовской армии. Сохранились многие постройки: коттедж для офицеров, с большим холодильником и душевыми, кухня (это то, что сохранила память); достаточно объемные, зарытые в землю бетонные емкости для воды; навесы, очевидно, для лошадей, которые впоследствии не плохо послужили и нашим солдатам строителям и пр.. На плато был только один въезд со стороны Каимито, с остальных трех сторон подходы были достаточно крутыми и организация охраны и, в случае необходимости, обороны особых сложностей не представляла. Два яруса плато как будто были придуманы всевышним для размещения двух дивизионов по четыре старта. На нижнем ярусе, в противоположных его концах мы обнаружили два покинутых крестьянских хозяйства, куда приходили регулярно лакомиться фруктами. Сравнительно быстро были проведены основные планировочные работы. Помню, нам пришлось самостоятельно составом группы прорубывать, фактически в джунглях, просеки для основного и контрольного прицельных направлений. Очевидно, требовался доклад вышестоящим штабам, о такого рода готовности.
“Наше” плато понравилось и строителям. Думаю, это было грамотным комплексным решением: разместить полк с тяжелыми ракетами недалеко от порта Мариель, при наличии хорошо развитой дорожной сети. Здесь же разместили и базу строителей – в тесноте, но рядом с производственной площадкой.
Очень скоро сложилась ситуация, когда нам пришлось полностью перебазироваться на плато. Здесь и перенаселенность виллы; и трудность ежедневных поездок; и военторг, со своим сервисом (мы быстро смекнули, что у строителей довольствие будет намного полноценней); и угроза потерять коттедж; и, наконец, во всю развернувшееся строительство ракетного комплекса. Конечно, такого комфорта, как на вилле, предположить было нельзя. Мы почти сразу столкнулись с необходимостью даже постельное белье стирать самостоятельно. Был открыт, или позаимствован, новый технологический прием. Вещь намыливали, а затем расстилали на солнце. После выпаривания, ее оставалось только встряхнуть. Так что выход и преимущества можно найти в любой ситуации. Но о преимуществах постараемся рассказать ниже.
В отличие от других полков, вооруженных ракетами Р-12, которые разворачивались, используя разборную стартовую площадку, привезенную из Союза, для наших ракет создавался полу стационарный комплекс *. Для решения этой задачи, как уже отмечалось, из одного из специальных проектных институтов на Кубу была командирована бригада специалистов, развернута достаточно крупная строительная часть, доставлялись необходимые материалы и т. п..
Каждый из нашей рекогносцировочной группы работал в соответствии со своей военной специальностью. Лейтенант Ю. Ландырь работал с группой по подготовке данных для пуска ракет, В.Корочка, как уже отмечалось, проводил время в снабженческих службах, я, в качестве “военпреда”, был прикреплен к проектировщикам. Общаться и дружить с ними я начал еще в период проживания в El Chico. Это был мой первый жизненный опыт в решении не учебной, а реальной задачи.
Здесь нужно, хотя бы кратко, рассказать, каким вырисовывался этот полу стационарный комплекс у проектировщиков. Сооружение №1 – пусковой стол. Я уже приводил стартовый вес нашей ракеты. Под стол заливался фундамент в виде куба, объемом более 60 метров кубических. Сооружения №2 и №3 для пускового оборудования и дизельной установки выполнялись в виде легких бетонных конструкций. Особо внушительно выглядели хранилище для ракет и сооружение для ядерного боезапаса. Из железобетонных полу кессонов собиралось арочное помещение, которое обваловывалось землей. Кроме всего прочего, нужно было обеспечить определенный температурный режим техники, эксплуатация которой в условиях тропиков никогда не предполагалась. Все сооружения соединялись дорогой, которая выкладывалась из плит, с характерным для ракетного комплекса рисунком, если смотреть с воздуха.
Проектирование велось с максимальным использованием местных материалов и строительных модулей. Однажды руководитель группы проектировщиков обратился ко мне: «Вы последний, кто закончил вуз. Чему равен момент инерции прямоугольного поперечного сечения?» На этот вопрос я, кажется, сразу не ответил, но вывести эту формулу сумел. Тогда трудно было предположить, что всю оставшуюся, после возвращения из этой командировки, жизнь я буду заниматься прочностью ракет и самолетов. Сейчас, на лекциях по «Сопротивлению материалов», проходя тему «Геометрические характеристики плоских сечений», я часто, основываясь на этом случае, говорю, как важно инженеру помнить элементарные формулы. Когда генплан (чертеж листа на три формата А1) был разработан и утвержден, его нужно было размножить и передать строителям. В одной из организаций было найдено необходимое оборудование; все, кроме одного, кубинцы вышли из комнаты и мы вдвоем (кубинец старательно отворачивался от чертежей) сделали необходимые копии. Так был разрешен вопрос, действительно представлявший собой большую военную тайну.
Строительство велось с максимально возможным привлечением кубинских строительных организаций. Бетон поставлялся на нашу строительную площадку в поражавших нас громадных американских бетономешалках с радиоуправлением. Быстро схватывающийся раствор бетона готовился в пути и доставлялся к определенному времени. В назначенном месте кубинского водителя сменял советский, который и выгружал раствор в подготовленную опалубку. Естественно, произошел случай, когда образовалась заминка, и готовый бетон не был своевременно выгружен. Частично, можно считать, нам повезло, что мы плохо понимали ругань в наш адрес владельца этой машины.
Всеми советскими строительными частями на Кубе командовал, если память мне не изменяет, полковник И.В. Шкадов. Личность очень колоритная, строитель от бога, он действовал по принципу «Партия сказала надо – комсомол ответил есть». До этого он строил печально известную Берлинскую стену. Он очень не любил медленную езду и все время командовал своему водителю: «Иван, быстрей!» По дошедшим до меня слухам он и погиб в автомобильной катастрофе уже в звании генерала. Мы жили в одном коттедже, как уже отмечалось, были в его части на довольствии, и в свободное время тесно общались. Надеюсь, мы еще найдем повод вспомнить его.
Во всяком случае, когда строительство комплекса было в разгаре, вспомнили, что фундамент под пусковой стол должна венчать специальная закладная деталь, представляющая собой массивное металлическое кольцо более двух метров в диаметре, которая устанавливалась на анкерных болтах. Под руками у строителей  ее не оказалось. Связь между нашими частями на Кубе еще установлена не была. Строители выделили грузовой автомобиль Газ-57, водителя; меня назначили старшим и направили в населенный пункт, где к тому времени разворачивались тыловые части нашей дивизии. Это примерно 80 километров по другую сторону Гаваны. Меня снабдили необходимыми документами, инструкциями и т.п.. До нужного пункта добрались без приключений. Но никакие ухищрения найти необходимые нам детали не помогли. Также не появилось никакой ясности и об их местонахождении. Возвращались назад с чувством вины в связи с не выполненным важным поручением. Возможно, и это грустное настроение послужило причиной, что мы пропустили необходимый поворот для объезда Гаваны. Влетев в центр города, с улицами, заполненными шикарными американскими легковыми автомобилями, на запыленном, тяжелом грузовике, с молодым неопытным водителем, я почувствовал себя очень напряженно. В начале ехали по интуиции, но вскоре обнаружили, что мы уже сделали несколько кругов вокруг одного и того же сквера. Попытки получить разъяснение у кубинцев облегчения не принесли. После еще нескольких кругов, пришлось принимать «командирское решение». Резкий поворот руля и машина, перепрыгнув несколько полуметровых бордюров, ограждающих зеленые газоны, все-таки выскочила на полосу встречного движения. Крики кубинцев не добавили мне настроения. «Жми!» - единственное, что я нашелся сказать водителю в этой ситуации. Возможно, не самостоятельно, но мы все таки вырулили к старой испанской крепости, расположенной у Гаванского порта, дорогу от которой я с горем пополам знал. История с этими закладными деталями продолжалась еще долго; расскажу только то, что сохранилось в памяти. Пришлось связываться с Союзом, что было очень не просто и требовало специального разрешения командующего группой войск. Эти детали, наконец, отыскали в каком то порту и пообещали переправить самолетом. Но и самолета, с необходимыми размерами люка, не нашлось. Как будто бы эти злополучные закладные детали были доставлены в Балтийск, чтобы погрузить на самое быстроходное судно. Вскоре более грозные события заслонили от меня эту проблему.
Среди такого типа недоработок в планировании, можно отметить возникшую необходимость переделки всех полевых кухонь с дровяного отопления на мазут. Понятие «дрова» на Кубе просто не существует.
Возможно, более существенной была проблема, связанная с комплектованием госпиталей. Помню еще в El Chico, мы сидели за столом с товарищем, который, со свойственной его профессии гордостью, показывал мне свои руки, с тонкими музыкальными пальцами, и говорил: “Я божьей милостью хирург, а сижу без дела”. К счастью его профессионализм так и не был востребован, но почти 100% личного состава советских войск переболели тропической дизентерией. Здесь не было ни методик, ни лекарств, ни, соответствующим образом подготовленных, врачей. Несмотря на то, что кубинцы относились к этому заболеванию как к насморку, мне пришлось провести в госпитале недели полторы. Прогуливаясь на стадии выздоровления по территории, я забрел, но уже со стороны кулис, в зал, где перед нами выступал Фидель Кастро. Молодая советская девчушка, готовясь к концерту самодеятельности, исполняла песню «Ой ты рожь! Ты о чем поешь?” Слезы невольно выступили у меня из глаз.
Если перечислять ситуации полу комические, можно вспомнить, что строительные части, как всегда, в значительной степени были укомплектованы солдатами из среднеазиатских республик. Можно было услышать от кубинцев, владеющих русским языком: «Что это за русский, если он не понимает по-русски?”
В моем альбоме хранится любительская фотография, на которой мы с Ю. Ландырем стоим в пальмовом лесу на плато. За нами простирается площадка, на которой планировалось размещение позиции технической батареи – по предварительной подготовке ракет к пуску.
*  Стр.60. Для ракетных полков, вооруженных ракетами Р – 14, имеющих более сложную систему стартовых позиций, предполагалось построить их на месте силами специалистов-строителей Госкомитета Совета Министров СССР по оборонной технике и радиоэлектронике.
 
PLAYA SALADO
 
После закрепления за нами плато Esperon, проводя рекогносцировку местности, мы не могли, в первые же дни, не “наткнуться” на пляж Salado. Расположенный прямо перед плато, сразу после пересечения разнесенной в двух направлениях четырех полосной трассы Гавана – Мариель, он представлял собой райский уголок. Это был пляж для семейных и для тех, кто не хотел «светиться» на перенасыщенных гаванских пляжах. Расположенный в километрах 18 от Гаваны, он располагал всем необходимым для полноценного отдыха: большие раздевалки, совмещенные с душевыми, различного рода вспомогательные сооружения (медпункт, ресторан и пр..),громадная стоянка для автомобилей, спортивные площадки, включая национальную игру бейсбол. За небольшим заливом располагалось несколько десятков легких коттеджей, в которых мы еще побываем. От гаванских пляжей он отличался отсутствием сеток, защищающих от акул. Две длинные, песчаные косы, почти смыкались, предохраняя небольшой внутренний ареал от этих хищниц. Но вода в нем была действительно соленой. Однажды, наступив на морского ежа, я с трудом доковылял до медпункта, Здоровый негр постучал по моей подошве молотком, похожим на киянку, смазал йодом и сказал: «Иди». Я действительно пошел. Но, наверное, главное – лето, жгучее солнце, мягкий и чистый песок, ласковое море и молодость.
Возникла одна из проблем. В наших трусах, а тем более сатиновых плавках, купаться считалось неприличным. Мы сразу приобрели двойные кубинские плавки, в которых цветные трусики имели внутреннюю капроновую сетку. Вопрос упирался в нашего «главаря» Ивана Федоровича. Помню, что вопрос о покупке ему таких плавок в складчину обсуждался. Наверное, он, все таки, решил его самостоятельно. Нетрудно передать удовольствие, когда после пыльной стройки на раскаленном плато ты опускаешься в теплую соленую воду. Посещать пляж мы
 
 
начали еще проживая в El Chico. Подъезжая к заветному перекрестку, все разговоры в джипе замолкали. Все ожидали заветного жеста Ивана Федоровича. Он говорил водителю одно слово: «Иван!» - и показывал ладонью на дорогу перпендикулярную к трассе.
Пляж стал значительно ближе, когда мы окончательно поселились на плато. Здесь, в свободной обстановке, мы осваивали и местные обычаи и испанский язык. Серьезное отношение к изучению языка можно подтвердить. У меня в библиотеке хранится букварь испанского языка для англичан, изданный в 1894 году и приобретенный у букиниста возле отеля Гавана Либре, а также брошюрка страниц на 15 - Ruso Espanol, изданная священником (судя по подбору слов), но имеющая дарственную надпись на испанском: «Товарищу Анатолию на память от товарища Реиналдо Роке. Да здравствует Советско-Кубинская дружба. 16 октября 1962». Открыв эту брошюру сейчас, я обнаружил в ней, забытый сложенный листок с «Canto a la Sovietica». Возможно, эта кантата и не опубликована. Спасибо, Реиналдо! До Карибского кризиса оставалось менее десяти дней.
На пляже у нас появились свои знакомые и друзья. Нас всегда приветливо встречало семейство, состоящее из шести или восьми сестер. По выходным дням мы общались с представителями советского посольства, которые тоже предпочитали этот пляж. Шахматная доска с фигурами, высотой с ребенка, была местом, где мы и развлекались и располагались под тентами. «O Russo! Mucho fuerza.”- можно было услышать, когда мы начинали резвиться на песке.
Здесь же на пляже, в одном из коттеджей мы устроили, однажды, “дипломатический” прием. К нашей рекогносцировочной группе были прикреплены, для решения всех вопросов взаимодействия, два офицера генштаба Кубы. К нам они прибыли уже с готовыми прозвищами: “Cabeza” – голова и “Comero” – обжора. Один из них был первым кубинским комсомольцем; в составе американских войск встречался с русскими на Эльбе; знал много советских песен (на испанском языке) и пил все, “что горит”. Второй не сильно уступал ему по своим достоинствам. С нашими старшими товарищами и со всей группой у них установились дружеские отношения. (Не исключено, что упоминавшийся выше Реинальдо Роке – это один из наших гостей. Тогда и дата этой исторической встречи установлена точно).
Коттеджи рядом с пляжем нас вообще интриговали, поэтому, когда возникло желание организовать встречу, мы обратились к этой возможности. Небольшие дачного типа домики с двумя-тремя комнатками, электрифицированным душем, стопками белья в шкафу и необходимой утварью на кухне, могли, кажется, удовлетворить и более строгие потребности. Мы снялись на одни сутки с довольствия, докупили все необходимое. Вечер прошел на славу ко взаимному удовольствию: пели, купались в море, по возможности рассказывали о своих странах и близких. Наших гостей, кроме всего прочего, заинтересовали: советский сахар рафинад в пачках и вологодское масло в консервных баночках. На Кубе в то время уже чувствовалась напряжение с продуктами питания и особенно со стирально-парфюмерными принадлежностями.
К концу вечера мы забрели в ресторан, который уже трансформировался в танцевальную площадку. Там группа немного знакомых мне молодых людей предложила проехаться на машине в Гавану. Я, может быть, опрометчиво согласился. О своей опрометчивости я сразу подумал при выезде с пляжа, так как не заметил, куда мы повернули – на лево к Гаване или на право – в глубь Кубы. Время ведь было напряженное, хотя ни одной провокации за все время пребывания в этой стране я припомнить не могу. Успокоился, как только увидел знакомые пригороды Гаваны. Мы побывали в одном из ночных клубов возможно “Salon Para familia»,а затем меня аккуратно доставили к кольцу охраны плато. Второй раз я пожалел о своем поступке, когда предстал перед Иваном Федоровичем.
Наверное, завершить мои туристско-развлекательные впечатления помогут более развернутые впечатления о ночных клубах. На плато Esperon развлечения у нас были только те, что мы могли придумать сами. После посещения Гаваны по разным служебным делам, маршрут на плато был один и тот же. Проезжая мимо ночных клубов днем мы часто гадали, что же там происходит ночью. Запомнились звучные названия: “Clаb Mambo”, “Clab 66”. Очень скоро после поселения на плато мы, молодежная часть группы, “подружились” с водителем И.В. Шкадова. Он единственный имел соответствующие пропуска, машину и мог позволить себе прокатить молодых офицеров. Организовать уход на “преферанс” было делом техники. Не хочу сказать, что делали мы это регулярно, но несколько раз выезжали точно. Танцами и выпивкой мы особенно не интересовались, так как понимали, что у нас мало времени и не соответствует экипировка. Художественные представления начинались в 12 и в 2 часа ночи. Второго раунда, по моему, мы дожидаться ни разу себе не позволили. В программу обязательно входили: пение во всех вариантах, очень классные гитаристы, кубинские национальные ударные инструменты, танцы с элементами трюков и т. п.. Из экзотических, для нас, номеров можно вспомнить танец живота, где встреча с любимым была разбита на все фазы, и номер, в котором возле очень колоритной брюнетки появился импозантный конферансье, после чего ее кимоно упало и она предстала перед нами обнаженной. После первого выдоха, мы все-таки обнаружили на ней элементы костюма строго под цвет тела. Возможно, нас больше всего смутила бахрома, окрашенная темным треугольником в соответствующем месте. Конечно, добраться до бара “Тропикано”, где демонстрировалось настоящее искусство. мы не могли по целому ряду причин. Но по телевизору, в El Chico, представления из этого бара мы смотрели регулярно.
Мы не могли предположить, как будут развиваться события, поэтому целый ряд интересных посещений, например, сказочный зоопарк, отложили на потом.

БЛОКАДА
 
 
Хотя мы, живя на плато Esperon, находились частично в информационном вакууме, но общее нагнетание обстановки до нас доходило. Так стало известно, что в задачу такого то полка мотопехоты входит прикрытие Гаваны с восточного направления и защита нашего комплекса. От коллег по рекогносцировочной группе мы все чаще слышали о начале разгрузки их подразделений. Ракетный полк шел примерно на восьми судах. В первую волну входили части, вооруженные ракетами Р-12. Сразу у них возникли проблемы *. Установить даже разборно-сборную стартовую площадку в условиях скалистого грунта было не просто. Привлекались наши соседи строители с техникой и для производства взрывных работ. Получил огласку печальный случай, когда свалился в ущелье установщик ракеты одного из полков. Погиб офицер начальник стартового отделения. Естественно, полк в полном составе уже не мог встать на боевое дежурство. Командира полка, как водится, наказали: сняли с должности и отправили в Союз. На его место вскоре назначили нашего, как уже отмечалось недавно назначенного командира, полковника Коваленко А.А., которому, как окажется, из-за задержки за кольцом блокады кораблей с основными подразделениями, некем будет командовать. На посты выставляли по два человека, так как темноту тропической ночи в одиночку, при шорохе птиц и зверей, выдержать было невозможно.
Кубинские газеты до нас доходили нерегулярно. Важным источником информации был «Голос Америки», так как наше радио мы не слышали. Почему-то запомнились выступления в ООН американского представителя Э. Стивенсона.
Мы уже жили на плато Esperon, когда он заявил: “По имеющимся у нас сведениям русских ракет на Кубе нет”.Мы немножко порадовались, что все принимаемые меры по маскировке и секретности пока не дали утечки. Но, буквально через несколько дней, тон и содержание его выступления изменились:”Господа делегаты, сейчас, когда мы сидим в этом зале, здесь разорвется русская ракета”.Американские самолеты начали нагло и регулярно облетывать наши позиции. Летали так низко, что были различимы очки шлемофона через переплеты фонаря. В передачах “Голоса Америки” появились отчеты о ходе работ на наших площадках. Однажды, после перечисления количества бульдозеров и другой техники, я, увидев заинтересованное выражение на лице у И.В.Шкадова, пошутил: “А сейчас начнут перечислять фамилии военных преступников”.
Наконец, буквально через день или два до объявления блокады, в порт Мариель прибыло первое и единственное судно “Дивногорск” с первой батареей нашего полка. Естественно, мы всей группой встречали, если не родных, то очень близких людей. Я, как “знаток” местных условий и языка, был приставлен для связи и обеспечения взаимодействия к коменданту порта, кубинскому лейтенанту, который ездил на разбитом вдрызг Газ-69. Работал у него только передний мост и заводился он с помощью рукоятки. В такой торжественный день я надел уже потрепанные серые брючки производства ГДР, которые при подъеме по крутым трапам тут же полопались на коленках. Пришлось из закатить, превратив в шорты. Очевидно, я еще чем-то отличался от прибывших. Во всяком случае один, из вновь назначенных в полк офицеров, подошел к замполиту эшелона майору Кулешову с вопросом: “А что это за подозрительный тип? То с кубинцами пошепчется, то на корабль взойдет?” – “Да это же наш старший лейтенант из рекогносцировочной группы”. В этот день, кроме всего прочего, я узнал о присвоении мне очередного воинского звания - первое и единственное за всю последующую долгую службу без задержки и треволнений.
Разгрузка всегда процесс волнительный, тем более корабля, который грузился в Союзе при наличии мощных портовых кранов техникой не приспособленной к морским перевозкам. Вскоре оказалось, что корабельная лебедка не может что-то вытащить из трюма, а стрела самого мощного портового крана, который мы подогнали с комендантом, не достает до середины люка. Пришлось продолжать разгрузку оттягивая трос крана корабельной лебедкой, т.е. нарушать элементарные меры безопасности. На следующий день в этот же порт прибыл еще один корабль “Металлург Аносов” с личным составом соседнего ракетного полка, и я столкнулся со своим однокурсником А. Зобниным, как с родным человеком.
Завершились эти сутки объявлением блокады, все остальные корабли нашего полка, растянувшиеся в океане, остались за ее кольцом и были повернуты домой. Обстановка накалилась до предела. Нам выдали оружие, мне пистолет Макарова и две обоймы патронов, но без кобуры. В кубинских сатиновых брючках носить их было очень неудобно. На Кубе была объявлена военная опасность и мобилизовано ополчение. Погода испортилась, стало очень холодно, по кубинским меркам, море очень сильно штормило. В ночь после объявления блокады мне было поручено сопровождать караваны грузовиков, которые вывозили из порта, прибывшие грузы. Почему-то запомнились громоздкие металлические элементы ферм топографических знаков и мешки с цементом. На перекрестках дорог мобилизованные кубинцы в кофтах и при оружии рыли окопы и грелись у костров. Нас вначале, при первом рейсе, задерживали и долго проверяли и расспрашивали.
Впечатление, которое сложилось под влиянием информации, поступающей к нам в те дни, а не по последующим публикациям. Американцы планировали высадить десант около 200 тысяч, отвлечь на себя войска и разбомбить ракетные площадки. На каждую площадку планировалось до двухсот самолето - вылетов. После этого предполагалось приступить к переговорам. Поэтому, можно считать, что всевышний не позволил человечеству уничтожить себя в атомной войне, предпослав, в нужный момент, несколько дней свирепого шторма. Американцы не рискнули высаживать десант, советские военачальники проявили выдержку и не запустили ракеты, один раз за всю историю, приведенные в первую боевую готовность, а у Хрущева и Кеннеди хватило ума за эти дни договориться.
После заключения соглашения о демонтаже и выводе советских ракет с Кубы, американское радио не очень стеснялось в выражениях в адрес Фиделя Кастро, называя его и марионеткой и другими не более лестными эпитетами. Простые кубинцы тоже были встревожены и недовольны принятым решением. «Вы нас покидаете и оставляете с американцами один на один». Ничего похожего на протесты против «оккупации» мы никогда не слышали.
Прощания с плато я не помню, но один инцидент, связанный с событиями этих дней запомнился. Поскольку была достигнута договоренность о демонтаже ракет, то должна была состояться проверка о выполнении этой договоренности. В связи с предстоящим приездом У Тана (или его представителей), мне было поручено «возглавить» разрушение ракетной площадки отбойными молотками. Не знаю, возможно ли это было физически, но по моральным соображениям я, частично и свой труд, уничтожать отказался. Иван Федорович в данной ситуации был не очень строг, видимо и его смутили резкие повороты наших политиков. Мы не знали тогда, что Фидель просто не пустил в страну ни каких проверяющих. Как будто бы У Тан сказал И.Д.Стаценко: «Я верю Вашему генеральскому слову». За что у последнего потом были неприятности.
*  Стр.77. Было также установлено, что в первоначально установленных районах, особенно в западной и восточной частях Кубы преобладают красноземы, которые в период дождей становятся полностью непроходимыми для колесного транспорта. Размещать войска в таких районах было нецелесообразно. А в восточной части острова наоборот – почва каменистая, и перед рекогносцировочными группами стояла задача найти такие места, где бы при оборудовании боевых позиций, строительстве дорог и военных городков не требовались большие взрывные работы.
 
ДОМОЙ
 
 
Так получилось, не разгрузившись до конца, наш корабль начал грузиться для отправки в обратный путь. А.И.Микоян сказал: «Будете делать политику». На борту нашего, вообще говоря, небольшого «Дивногорска» было принято решение разместить две ( а возможно и четыре) ракеты прямо на тележках. *  Когда погрузка приближалась к концу, все бросились покупать сувениры. Продавщицы покатывались от моего испанского, но все таки показывали все, что их просили. Школа давала себя знать. Отплыли мы 4-го ноября, запасшись немного и самой дешевой сахарной водкой. Ведь мы, наконец, ехали домой и нас ожидал на борту корабля праздник 7-го ноября. Шли мы вдоль берегов Кубы в направлении к экватору. Попрощались визуально с пляжем Salado, а Esperon еще долго маячил нам со своей высоты. У меня сохранилась фотография: я с одним офицером первой батареи стою у борта, а за нами силуэты Гаваны. Жаль, что не все удалось там посмотреть.
Американские самолеты не давали нам покоя, облетывая корабль вдоль и поперек, нагло и бесцеремонно. Очевидно, они опасались, что мы зайдем в другой порт и разгрузимся. Наконец, мы легли на курс по направлению к Европе. Началась идиллия - солдатам было разрешено выходить из трюмов, загорать на солнышке, развешивать портянки и пр.. Я жил в каюте второго или третьего помощника механика. По утрам нас будили с помощью советских радиопередач, которые радист записывал ночью. Однажды, я проснулся очень рано, будучи недовольным треском динамика. Но вскоре понял, что голос раздается из-за борта на ломанном русском языке: «Наше правительство, ваше правительство договорились: открывайте ваш товар, мы будем снимать кино». Это повторялось несколько раз, как запись на пластинке. Выглянув через иллюминатор, я увидел, что рядом с нашим судном идет американский военный корабль. Американские моряки также как и наши полуодетые солдаты высыпали на борт и с любопытством разглядывали друг друга. У меня сохранилась фотография этого корабля. На одной из мачт хорошо виден кинооператор с камерой. И, удача фотографа, над нами пролетает американский самолет. Так что все, что я рассказываю, правда, зафиксированная навсегда.
Это и была форма контроля вывода наших ракетных частей с Кубы. У капитана корабля и командования нашего эшелона, очевидно, возникла легкая паника, так как мы никак не реагировали на пожелания американцев. Как будто бы с американского корабля последовало: «Ну, Вы же получили телеграмму за подписью Петрова весь надпалубный груз показать». Во всяком случае, ракету, которая лежала на тележке у борта в гермо укупорке и под чехлом, начали расчехлять. Операция эта при сильном ветре и качке корабля была не простой. Когда хвостовая часть ракеты обнажилась, последовала просьба-команда: «Откройте ракету спереди». С ударением на последнюю букву. То ли мы не поняли, то ли не хотели показать, пристыкована ли головная часть, но начали расчехлять установщик, стоящий перед ракетой. «Наш капитан сказал: Счастливого пути домой». Корабль резко развернулся и вскоре скрылся за горизонтом. Но облеты американскими самолетами продолжались. Сложилось впечатление, что, переходя в очередной квадрат, мы вступали во владения очередного летчика, который со скуки и кружился над самыми мачтами. Второе наблюдение: если у берегов нас облетывали легкие самолеты (как на фотографии), то в океане это были Б-29 или, кто знает историю авиации, наши Ту-4, которые в Советском Союзе уже были скоропалительно порезаны по решению Хрущева.
В океане, кроме американских самолетов, нас развлекали также летающие рыбки. Погода очень плохой выдалась на 7-ое ноября, что очень плохо сочеталось с дешевой сахарной водкой. Однако, 9-10 суток в океане, не взирая на морскую болезнь у некоторых, проскочили очень быстро, и мы подошли к Гиблартару. Здесь скучать было некогда, так как приходилось, кроме географических, вспоминать и свои исторические познания. Проходили очень близко к берегам Сицилии, но особенно поразил нас своей спокойной мирной жизнью Стамбул, который хорошо просматривался с высокого борта корабля. Постояв полусуток на рейде Одессы, мы отправились на разгрузку в Николаев. Здесь, поменяв последние три доллара на десятку у хозяина кубрика, я отпросился и уехал в Харьков.
Начиналась новая жизнь, но уже, практически, без мировых катаклизмов.
* Стр. 132. Первым 5 ноября в 15.30 из порта Мариэль с четырьмя ракетами на борту вышел теплоход «Дивногорск».
 
г.Харьков                             Декабрь 1999 – январь 2000.
 
 
 Летят года.
Остатки сладки,
И грех печалиться.
Как жизнь твоя?
Она в порядке.
Она кончается.
И. Губерман
 
 
                                        ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 
Просмотрев написанное, еще раз перечитав упомянутые выше книги, выслушав некоторых близких товарищей, я пришел к выводу, что мне в жизни сильно повезло:
во-первых, мы все не стали жертвой ядерной войны, к которой за всю историю мир был наиболее близок в те дни;
во-вторых, я был назначен в рекогносцировочную группу, а поэтому не испытал всех трудностей подготовки личного и техники к ответственному заданию, не «жарился» в трюме при температуре выше 50 градусов в течение длительного морского перехода;
в-третьих, перелет самолетом и все пережитые впечатления теперь можно воспринимать как премиальную путевку за рубеж, так как память сохранила больше положительных ощущений, чем негативных;
в-четвертых, объявленная правительством США блокада не позволила нашему полку в полном составе сосредоточиться на Кубе, освободив от трудностей подготовки позиций и постановки ракет на боевое дежурство в предельно сжатые сроки; нам не пришлось, как некоторым, проявлять решимость и брать на себя огромную ответственность за сбитый американский самолет;
в-пятых, мне как участнику событий карибского кризиса было сравнительно легко «позволено» поменять службу в строевой части на карьеру в военном вузе, где мне, хотя и в небольшой мере, удалось себя реализовать;
и, наконец, в шестых, я благодарен всем, кто уже помог мне в реализации этого замысла, и тем, кто, найдя силы прочитать эти заметки, сообщит свои  замечания и предложения.
 
 

 

Декабрь 1999г. – март 2000г.

Нет комментариев. Ваш будет первым!

« Назад

Поиск
Новинки фотогалереи
1704
1705
1706
1707
Погода: Москва - Гавана

Гидрометцентр России Гидрометцентр России

Голосования

Как Вы относитесь к возможному возвращению войск на Кубу?

Положительно (1117)
Отрицательно (9)
Затрудняюсь ответить (5)
Облако тегов
12-й 12-йУчебный 12Уч.центр 1986 20-йОМСБ 2009 23-4 4МСБ 7-я 7-яОМСБ 7-яОМСБр 76-78 78-80 7ОМСБ Cuba Ded Gsvsk.ru Алькисар Анадырь Бакалов Балтика Барбудос батальон бригада Бригада. ветерана ветеранов ветераны-ГСВСК взвод ВМФ ВМФ-СССР встреча Гавана Гавриков Гречко ГСВК ГСВСК ГСВСК-Москва ГСВСК-Пермь ГСВСК-Украина День Затынайко Зенитка знамья знамя ЗРАБ ЗСУ Карибский-кризис Касабланка Кобзон ком.состав комбриг Куба кубе Кубинский-кризис Литер Лопата Лурдес Мариэль мемориал Минометка Нарокко НовыйГод ОМСБ ОМСБр орбита ОСНАЗ пво Пермь плац посол Посольство-Кубы Приказ природа Рауль реактивка РЭЦ Сайт связи связь служба Союз СССР танк.бат. танкиста Танковый Торренс Уч.классы Уч.центр Учебный Финиш центр Шилка экипаж407